И уничтожали, и конфисковывали. И не только хлеб и утварь, но все подряд. По сути, это был настоящий грабеж. Ведь по большому счету это была еще не настоящая армия с присущими ей дисциплиной, уставными требованиями и моральными устоями.
В ходе первой мировой войны, революции и гражданской войны та армия приказала долго жить, а ей на смену явился некий суррогат военного организма, в котором смешались рабочие красногвардейские отряды, солдаты, недавно снявшие погоны с шинелей царской армии, мобилизованные крестьяне, старающиеся чем либо поживиться для своего подворья, матросские «братишки», не признающие над собой команды «сухопутных крыс», и даже уголовные элементы, получившие свободу по амнистии после февральской и октябрьской революций.
Учить и воспитывать всю эту массу людей, рванувшихся под красные знамена, было некогда, нужно было воевать с белыми, устанавливать всюду Советскую власть, уничтожать «контру», то есть старый мир, и строить новый. А казачество, оказывается, нужно было уничтожать на корню. Сама партия дала такую программу. И лилась кровь по всему Дону. И слышались стон и плач женщин, проклятия стариков.
В станице Вешенской красные устроили пьяный разгул, изнасиловали несколько несовершеннолетних гимназисток. В одном из хуторов Мигулинской станицы заставили батюшку венчать... кобылу. А потом под угрозой расстрела и под улюлюканье пьяной толпы потребовали, чтобы он со своей женой плясал. Нет, это не фантазии автора этих строк, это свидетельства жителей Дона, участников событий и даже великого писателя Михаила Шолохова, писавшего о подобных зверствах в своем письме к Сталину.
Приказ об уничтожении казачества был, конечно же, необдуманным. Население Дона, которое вначале стало склоняться к Советам, испытав с приходом Красной Армии не просто насилие, а жестокие репрессии, взбунтовалось. В начале марта 1918 года разгорелось уже целое восстание. Народ хлынул в Донское войско и в Добровольческую армию. К началу июля у казаков было уже 50-тысячное войско, 92 орудия, 272 пулемета.
Им противостояла 63-тысячная армия красных со 198 орудиями и 372 пулеметами, Разгорелись жестокие бои. На помощь Донской армии пришла Добровольческая, вышедшая в тыл ростовской группе войск. К началу августа Красная Армия была вынуждена отступить с Донской области. У нее осталось лишь пять станиц.
Но это не означало, что победа оказалась на чьей-то стороне. Вскоре красные войска снова заняли территорию Дона. Но в апреле - октябре перевес опять оказался на стороне белых.
Из рук в руки в тот период переходил, как и вся Донская область, и Макеевский промышленный район. Сколько при этом погибло людей с обеих сторон, никто теперь сказать не сможет. Погибали воюющие, погибали мирные жители, погибали от расстрелов красными и расстрелов белыми, от голода, от эпидемий.
Жизнь человеческая обесценивалась. Появилась даже бесшабашная песня, которую пели и красные и белые. Вот две строчки из нее: «Эх, пропадем, пропадем мы ни за грош, Жизнь наша - копейка...» Если казнили своих противников, то обязательно жестоко и бесчеловечно.
В районе Лозовой деникинцы схватили Емельяна Михайловича Журавлева. Известен он был тем, что в 1905 году служил машинным квартирмейстером на восставшем броненосце «Потемкин». За участие в восстании был приговорен к смерти, но приговор заменили на 20 лет каторги, которую он отбывал в Горном Зарентуе.
Февральская революция 1917 года освободила его, он прибыл в родную Нижнюю Крынку к своей семье. И вот в районе Лозовой его и схватили деникинцы. На глазах жены и четырехлетнего сына вырезали ему на груди фамилию и пятиконечную звезду и лишь потом расстреляли.
Именно в память об этом человеке уже в 1927 году одну из улиц Нижней Крынки назвали Потемкинской.
Впоследствии его сын Владимир стал одним из организаторов комсомольской ячейки в Нижней Крынке, а в годы Великой Отечественной войны героически сражались его сыновья Константин, Михаил и дочь Валентина.
Авторы: Николай Хапланов, Елизавета Хапланова